промурлыкал Ли в один из моментов. Он отрицал, что когда-либо участвовал в каких-либо нацистских пропагандистских схемах, заявив, что говорил своим немецким партнерам, что это "очень плохой бизнес". (В какой-то момент он заявил комитету, что единственным документом, который он когда-либо создавал для кого-либо в Германии, была помощь с брошюрой о вождении по немецким дорогам.) 30

Вскоре, однако, комитет заметил бреши в защите Ли. Дикштейн заставил Ли признать, что его фирма составляла записки с описанием освещения нацистов в американских СМИ, отслеживая, какие виды фашистских сообщений работают лучше всего. Он также заставил Ли признать, что его немецкие партнеры присылали ему широкий спектр антисемитской литературы - хотя Ли преуменьшил ее значение. "Было бы очень неточно, мистер Дикштейн, сказать, что ее очень много", - заявил Ли. 31.

Но когда Дикштейн вернулся к вопросу о том, на кого именно работал Ли и кто оплачивал его услуги, Ли снова уклонился от ответа. "Я не имею никакого отношения к немецкому правительству", - снова и снова заявлял Ли, причем каждое отрицание становилось все менее правдоподобным, чем предыдущее. 32

В какой-то момент в вопросы комитета стало прокрадываться разочарование. Дикштейн попробовал пойти другим путем. Ли признался, что работал с I.G. Farben в течение многих лет; изменилось ли что-нибудь после прихода Гитлера? "Давали ли вам [I.G. Farben] деньги до прихода Гитлера к власти на какую-либо работу такого рода, которой вы занимаетесь сейчас?" спросил Дикштейн. 33

Внезапно Ли запнулся. "Не за консультационные услуги в связи с политическими отношениями", - пробормотал Ли. "Нет, сэр". 34

Это был тот самый дюйм, который был нужен комитету. Если Ли не даст ответов на их вопросы, возможно, деньги скажут сами за себя. Другой член комитета, сенатор от штата Джорджия Томас Хардвик, попросил Ли описать его схемы расчетов с I.G. Farben - и особенно то, сколько Ли стал зарабатывать после прихода к власти Гитлера. Когда Ли признался, что его доходы резко возросли после прихода Гитлера к власти, Хардвик ответил: "А вам не приходило в голову, что такое огромное увеличение компенсации... довольно необычно, [или] что корпорация не могла позволить себе платить такие деньги за подобные услуги, если она имела лишь косвенный интерес?" 35

Ли покраснел. "Ну, сенатор, это не самый крупный контракт консультативного характера, который у меня был", - промямлил он. Хардвик продолжил. I.G. Farben "предоставила вам компенсацию, более чем на 800 процентов превышающую обоснованную ранее; не приходило ли вам в голову, что они действовали, по крайней мере косвенно, от имени нацистов? "Нет, сэр", - промямлил в ответ Ли. 36

Внезапно схема оказалась в фокусе. Формально Ли по-прежнему работал на I.G. Farben, но с момента прихода Гитлера к власти доходы Ли совершили астрономический скачок, и все это было основано исключительно на улучшении имиджа Германии за рубежом. И, как ясно дали понять представители конгресса, всякая независимость, которую сохраняла компания I.G. Farben, давно исчезла. "С тех пор как Гитлер пришел к власти, немецкое правительство установило довольно жесткий контроль над частным бизнесом в Германии, не так ли?" спросил Хардвик. Когда Ли согласился, Хардвик ответил: "А вам не приходило в голову, что по этой причине они могут действовать от имени правительства?" Ли снова заявил о своей неосведомленности, сказав, что он просто не имел представления о том, что I.G. Farben может быть простым продолжением гитлеровского режима. 37

Однако мало кто в комитете верил Ли. Мысль о том, что человек, консультировавший магнатов и политиков, годами занимавший видное место в американском промышленном истеблишменте и международных кругах, мог просто не знать, что происходит в Берлине, была абсурдной, почти оскорбительной. Представление о том, что Ли был каким-то политическим наивом - кем-то, кто случайно оказался советником нацистов, причем не по своей вине, - не верилось. Как позже сказал один историк, Ли выдвигал утверждения о "наивности, доведенной до абсурда". 38

И комитет продолжал давить. Они заставили Ли признать, что он встречался непосредственно с Геббельсом, а затем и с Гитлером, и что он консультировал своих немецких партнеров по поводу того, как следует преподносить программу перевооружения нацистов. Вывод был очевиден: I.G. Farben была не более чем прикрытием для нацистов, и Ли брал огромные суммы денег, чтобы усовершенствовать нацистские сообщения, пропаганду и политику.

Проходили часы, а ответы все сыпались, и защита Ли рушилась. Когда комитет наконец почувствовал, что у него есть полная картина того, что сделал Ли, сколько ему заплатили и на кого он в действительности работал, они отпустили его и перешли к следующему свидетелю на слушаниях.

Это был последний раз, когда Ли был в Вашингтоне, и последний раз, когда законодатели видели его живым.

Когда Ли уезжал из Вашингтона в мае того года, он знал, что слушания прошли не лучшим образом. Но его это не слишком беспокоило, поскольку он был уверен, что его показания останутся в тайне. Комитет просто искал понимания, информации о том, что делали нацисты. Как сказали ему американские чиновники, они не видели причин раскрывать комментарии Ли - по крайней мере, пока.

И это, по мнению Ли, было к лучшему - и не только с точки зрения его карьеры. В течение некоторого времени Ли чувствовал, что работа его догоняет. Новые болячки, новые боли, износ от работы без передышки на протяжении десятилетий: все это накапливалось без перерывов. Через несколько недель после слушания Ли сообщил друзьям, что едет на немецкий курорт Баден ради его целебных курортов. Поездка, как хотел Ли, могла также стать возможностью проверить немецких партнеров, о которых он рассказывал на слушаниях.

Но прежде чем Ли успел добраться до курортов, Гитлер развязал ту волну насилия, которой многие давно опасались. Известный как "Ночь длинных ножей", Гитлер натравил своих головорезов на оставшихся политических противников. Сотни людей погибли, еще сотни получили ранения. Немцы по всей стране и противники режима по всему миру поняли, что опасения по поводу нацистов, возникшие еще в 1934 году, были абсолютно обоснованными. С этого момента уже ничто не могло остановить поход Гитлера, куда бы он ни вел.

Неизвестно, как Ли отреагировал на эти новости. Его склочный биограф Рэй Хиберт написал, что Ли был "полностью осведомлен о катастрофическом повороте событий в Германии". 39 Но нет никаких признаков того, что массовые убийства заставили Ли задуматься о сотрудничестве с режимом, или что какие-либо действия Гитлера заставили Ли отказаться от договоренностей с I.G. Farben.

Однако ситуация в Вашингтоне изменилась. Вскоре после резни в Германии HUAC